где ты, мальчик из детства?

Светлана Чернявская

Вслед за опадающими листьями улетает радостное настроение. И причин весомых не должно быть как будто, а удержать его не удаётся. Ну, подумаешь, штрафы! Работа у нас такая: у них – взыскивать, у нас – прилагать все силы, чтобы от них уйти. Естественный процесс переливания из пустого в порожнее.

- Я вас не хочу пугать, но вам ещё повезло со мной. Вот пришлют вам другого инспектора, тогда вы меня вспомните!

- Вы мне угрожаете? Мне показалось или вы действительно употребили глагол «пугать»? - удивлённые глаза и лицо без эмоций (тщательно за этим слежу). Ни дать, ни взять – маска: ни прочесть, ни поцарапать. – Разве приличествует государственному служащему применять подобные слова в деловом общении?

- Я же просто так говорю, просто предупреждаю, - глаза напротив непонимающе полу-прикрылись изо всех сил сдерживаемой злостью под кодовым названием «собственная значимость». – Нереально пересмотреть все документы, что же нам здесь весь год проверять?!

- Сидите, работайте, вы мне не мешаете, - очень спокойно и с доброжелательной улыбкой. Не дай Бог пропустить в слова хоть нотку ехидства. А так хочется! Что же я, не человек, что ли? – Вы в первый день проверки работали у нас всего час, на второй день проверки вообще никто не пришёл, а на третий – поработали вдвоём всего два часа.

- Мы заканчивали акт по предыдущему предприятию! – почти растерянный возглас.

- Это не моя проблема. Будете объяснять своему начальнику, где вы были и почему, меня же это не интересует. А вы переходите работать к нам на предприятие, хотите? Впрочем, вы со мной не сработаетесь, я слишком требовательный директор.

- Так ОНА же ничего нам не даёт!

- Это вы кого имеете в виду? У меня нет работника по имени «Она».

- Так бухгалтер же! Пусть мне покажет, как и что вы считаете, как ведёте учёт.

- Закон обязывает предоставлять лишь первичные документы. Мы их предоставили? Предоставили. Мало ли как мы что учитываем, может, что-то делаем неправильно. Вот вы проверьте и научите нас делать правильно. Работайте спокойно, я приветствую проверки, так как они всегда чему-то учат.

- Ой, вы знаете, какая у нас работа? А вы даже нас не привозите, приходится самим добираться!

- Разве законодательство обязывает меня доставлять вас на место проверки? Пожалуйста: автобус привозит работников на работу и увозит, то есть в 7.30 утра и в 17.00 он в вашем распоряжении.

- Так это ведь очень рано! Вы же как-то добираетесь? – ехидно так сквозь сжатые губы. Здесь крыть нечем: верно, на работу я приезжаю каждый день, но персонального автомобиля у меня пока нет.

- О, конечно, всегда найдётся молодой человек с машиной, который меня подвезёт на работу с большим удовольствием.

- А вот у нас она – беременная, - показывают на одну девушку из их числа, которая с первого дня настойчиво обращала моё внимание на свой кругленький, месяца на четыре, животик: то шарфик ниспадающий с плеч на нём поправит, то руками погладит, сидя передо мной, а то и вовсе многозначительным взглядом приглашает вместе на него полюбоваться. Не выдерживаю, позволяю себе тихим «невинным» голосом задать вопрос:

- Простите, она что – от меня забеременела? Хотя, я – да, я всегда за детей, – а в голове пронеслось: «Простите, часовню… тоже я развалил?»

Вот же оно – светлое воспоминание, фильм «Кавказская пленница» с непревзойдённым Шуриком!Ну, какой же я нарушитель?! Всё давно до меня разрушили да разграбили, ещё в 14-ом веке. А я – так себе гражданка: не крупный и не научный работник, а человек интеллектуального труда…

Мало, ой, мало для полного счастья.

Всё вглядываюсь и вглядываюсь в прошлое в надежде высмотреть и вспомнить ещё что-то весёлое, себя да других повеселить, чтобы как у людей – с юмором да прибаутками.

А память выдаёт лишь факты: родился, женился, умер, уехал, закончил…счастливые мелочи рассыпались по донышку месяцев, закатились в подполье лет, провалились сквозь дыру в кармане времени, да и позвякивают оттуда ехидно: «Ну-кась, достань!» Не то защищаются, не то нападают.

Опять стрелки будильника, что имеет форму чемодана («ах, вот почему я так часто езжу!»), фиксируют цифру "два", будто других и не существует. Это и есть моё «детское время».

Счастливое детство выплывает единым светлым пятном в радужной рамочке, с розовыми очками, с короткой стрижкой «под мальчика». Мелкий шёлковый горячий речной песок щекочет розовые детские подошвы, дразнит и тревожит запах гимнастического зала, потрескивает пионерский костёр, льётся весёлая песня на огромной сцене, поддаётся жирный пластилин в руках и обещают волшебство тюбики масляных красок. И -мальчишечка, Володя Клочко, белобрысый, в белой наглаженной рубашечке: появился перед крылечком, смутившись, но всё же решительно пригласив в кино на дневной (в 11.00 часов солнечного дня) сеанс; и я – перепуганная и быстро убежавшая в дом. Не пошла ведь, застеснялась. Лето, что затесалось между четвёртым и пятым учебным годом, как-то часто я тебя вспоминаю. То ли в детство впадаю, то ли клочки по закоулочкам вместо Клочко поднадоели.

Ночное общение располагало к романтической ностальгии:

Улыбнулась задумчиво,
тихо вздохнула,
знаю я, что уже
мне другою не стать,
что я буду такой же
девчонкой из детства,
убегающей в сны,
где так просто мечтать.

А в девических снах:
тополиная вата,
дом с крыльцом и окно,
что умыла гроза,
и мальчишка, смущённо
пригласивший когда-то
на дневное кино,
робко пряча глаза.

Где ты, мальчик из сна -
дорогого соседства,
ты меня не узнаешь,
мне девчонкой не стать,
но в душе берегу
фильм далёкого детства,
где опять я смогу
как и прежде мечтать.

Вот он, справа от меня, сидящей в первом ряду с выступающими на передний план коленками. Улыбается, рад соседству - мальчик из детства.